ЖЖ | Важского края

Ограничивать свободу выражения в соцсетях столь же бесперспективно, как пытаться запретить анекдоты, считает Юрий Богомолов.

В последнее время социальные сети вызывают у формальных лидеров общественного мнения все большее неприятие, переходящее порой в тяжелое раздражение. Часто эту интернет-стихию обзывают дрянной помойкой, отхожим местом, сточной канавой, канализационными нечистотами и прочими неприличными местами общего пользования.

Смею предположить однако, что такая публичная брезгливость связана не с одними только гигиеническими рефлексами. Ведь те же лидеры не стесняются являться и осенять своим личным присутствием ядовито-желтые, дурно пахнущие телевизионные ток-шоу типа «Пусть говорят», «Прямой эфир», «Говорим и показываем». Более того, считают это своим долгом, поскольку все эти площадки — рейтинговые, и грех было бы, с их точки зрения, упускать возможность приумножения собственной популярности.

Эти-то помойки давно легализованы; они на телеканалах заняли прайм-тайм, и потому там нередко можно увидеть членов Госдумы, известных маэстро от культуры, звезд шоу-бизнеса и представителей православного духовенства.

В телевизоре они надувают щеки, преисполняются чувством собственного достоинства и неумеренного самоуважения, а на Интернет обижаются и даже и гневаются. В нем они чувствуют себя некомфортно, попав в компанию с теми, кто им неровня, кто позволяет себе с ними говорить на равных. И, подобно одному из персонажей Льюиса Кэрролла, не могут удержаться, чтобы не выкрикнуть: «Куда смотрит правительство? Эй, правительство!».

Действительно, виртуальная среда — это такое зазеркалье, где как-то все не так, как заведено в реальности. Где сама среда антииерархична. Где опрокинуты навзничь моральные и культурные авторитеты. Где рамки правил грамматики и синтаксиса выдержаны очень приблизительно. Где преобладают нормы устной и просто площадной речи. Где весьма распространены элементы карнавальной культуры. Где традиция карнавала, угасание которой в культуре ХХ века констатировал Михаил Бахтин, вновь смогла проклюнуться.

Все юзеры, безотносительно чинов, рангов и профессий, склонны считать себя безапелляционными экспертами во всех без исключения областях человеческой деятельности — будь то кино, футбол, астрономия, химия или физиология.

Интернет-пространство — это, в старом понимании, улица и площадь.

В дотелевизионную эпоху родители, что ни найдут дурного в своем ребенке, списывали на улицу. Можно было еще винить школу. Но она все же была достаточно жестко контролируемым пространством. Здесь еще можно было навести порядок, формализовать отношения внутри коллектива и, что называется, «построить» ребятню.

Улица жила по другим законам; она жила, грубо говоря, по понятиям. Здесь тоже складывались иерархические вертикали, но уже неформальные. Со своими лидерами, со своей дисциплиной, со своими вкусовыми пристрастиями и предпочтениями, со своим языком.

Именно улица и двор, а не книга, родительский опыт или школьные уроки для городского подростка были источником многих знаний о реальности. Кино в то время не представляло собой той страшной угрозы правильному воспитательному процессу, каковой в ближайшем будущем окажется телевидение. Потому оставим его за кадром.

Уличные же компании школьников, пожалуй, и стали прообразом социальных сетей. Разумеется, достаточно непрочными, не имеющими в своем распоряжении ни одной технической скрепы, кроме телефонной трубки и потому легко распадающимися при первом житейском повороте.

Конечно, и улицу государство пыталось как-то обуздать: пионерия, комсомолия, спортивные организации, кружки художественной самодеятельности и т.д. Но охватить до конца ее не удавалось, оставались щели в официальном распорядке жизни и в официозной культуре, которые заполнялись антикультурой того времени — неприличными и политическими анекдотами, блатной песней, блатным фольклором, протестным роком, бардовской песней, которая довольно тесно соприкасалась с репертуаром тюремной лирики. Иногда с ней переплеталась, как это было у Галича и Высоцкого. И даже у изысканного Окуджавы с его Ванькой Морозовым.

Бенедикт Сарнов не только подметил эту близость в своей книге «Красные бокалы», но и доходчиво объяснил ее естественность.

Не сразу догадаешься, о чем поется блатная песня, рассуждает он. «Но одно-то уж во всяком случае, — далее пишет автор, — всегда почувствуешь: песня эта — вольная, свободная, не только неподцензурная, но и не заказная. Не зависящая ни от чего другого, как только от желания выплеснуть, выразить, излить в словах и мелодии душу свою. Отсюда и тяга к ней».

Отсюда же, возможно, и тяга к «постам» и к «комментам» в сети. Ну а что там в душах людей оседает — это другой вопрос. И не один. Ответами на них занимаются психологи, социологи, культурологи, политологи и не в последнюю очередь маркетологи. А в первую очередь — художники.

Даром что довольно много мастеров художественного и публицистического слова имеют в популярных социальных сетях свои блоги и френдленты, где высказывания по различным вопросам натыкаются на жесткие возражения.

Социальные сети напоминают воронки, в которые иные моральные авторитеты, попав со своими амбициозными заявлениями и громогласными декларациями, уже не могут выбраться без потери лица.

Не счесть подмоченных интернет-фольклором репутаций чиновников, мастеров шоу-бизнеса, кинорежиссеров. Самый свежий пример — Иван Охлобыстин, предложивший вернуть в уголовный кодекс статью о мужеложестве. Атака юзеров и блогеров с последующей осадой была столь эффективной, что автору гомофобской инициативы пришлось отозвать из сети свое заявление.

В этой ситуации велик соблазн как-то окоротить карнавал в социальных сетях. Но возможно ли это в принципе? Возможно ли набросить платок на интернетовский роток?

По мне, это так же бесперспективно, как запретить анекдоты.

С сайта Ria.ru